Уход вольноотпущенницы

Поглядев на таблицы, на символ, он поднял глаз на командира и уже хладнокровно вымолвил:

- Обожди, Хилон, в гостинной, покуда наложница будет тебе выдана. После этого он отправился на другой конец усадьбы, в залу, где Афина Грецина, Гекада и маленький Авл ждали его в панике и ужасе.

- Не единому не грозит ни смерть, ни изгнание на дальние страны, - сообщил Плавтий, - но всетаки посланец императора - гонец горя. Речь идет о тебе, Лигия.

- О Гераклиде? - с удивлением воскликнула Грецина.

- Конечно, о ней, - среагировал Пилат и, взывая к деве, твердил: - Ты, Гераклида, растилась у нас в доме как родственное наше дитя, и мы с Помпонией оба возносим тебя как дщерь. Но ты ведаешь, что ты не наша дочь. Ты наложница, каковую твой народ дал Риму, и попечение над тобою возложена на цезаря. Потому царь берёт тебя из нашего чертога. Полководец высказывал тихо, но каким-то диковинным, необычным молвом. Лигия внимала егословам, удивлённо моргая, точно не понимая, о чем говор; Гекада померкла; в дверях, выходивших из залы в коридор, опять взялись появляться взволнованные лица рабынь.

- Желаниегосударя повинно быть исполнено, - молвил Павл.

- О Павл! - возгласила Помпония, двумя ручками притесняя к себе девушку, как бы желая защитить ее. - Лучше бы ей издохнуть! А Помпония, прильнув к ее груди, говорила: "Мачеха! Мачеха!", не имея сил середь криков изречь что-либо иное. На лице Авла вновь появилось выражение ярости и скорби.

- Будь я одинок, - угрюмо сказал он, - я не сдал бы ее такой, и родичи наши могли бы уже сейчас принести за нас жертвы Юпитеру Освободителю. Но я не вправе портить тебя и нашего птенца, какой, быть может, проживёт до более благоприятных эпох. Ныне же отправлюсь к императору и буду его молить, чтобы он упразднил свой указ. Выслушает ли он меня, не знаю. А поколе, Лигия, будь здорова и не забывай, что и я, и Помпония всегда благословляли тот миг, когда ты села у нашего порога. Промолвив это, он положил руку на голову девчушки, стремясь сберечь умиротворение, но, когда Лигия устремила к нему заполненное секретами личико, а после, захватив его руку, стала целовать ее, дед сказал речью, в котором воспринималась дрожь бездонного родительского горя:

- Бывай, любовь наша, пламя очей наших! И он поторопился вспять в атрий, чтобы не позволить волнению, недостойному парфянина и командира, овладеть его статью. В тот час Гераклида забрала Исиду в опочивальню, комнату, и принялась ее успокаивать, ублажать, подбадривать, выговаривая слова, слышавшиеся дико в этой усадьбе, где тут же, в противоположной комнате, еще втискивались лампа и очаг, на коем Авл Плавтий, соблюдая древний устой, давал пожертвования своим богам. Да, пришло время знания. Сократ некогда прожёг грудь своей дитятки, чтобы избавить ее от Густава; еще раньше Гера добровольно уплатила бытиём за собственный сором. - "Но мы с тобою, Помпония, догадываемся, по какой причине мы не властны покончить с собой !" Не властны! Однако предписание, каковому обе они служат, закон более важный, более истинный, разрешает всё-таки давать отпор от худа и стыдобы, не смотря на то, что и случилось для этого выстрадать муки, даже попрощаться с жизнью. Кто уходит чистым из обители червоточины, того подвиг неоценимее.